* оригинал статьи был опубликован на портале nra.lv
Замораживание средств, полученных преступным путем, должно быть лишь превентивным инструментом для дальнейшего выяснения реального происхождения имущества следственным и судебным путем и принятия решения о дальнейшей судьбе имущества – о конфискации и возврате законному владельцу (в том числе пострадавшему преступления) или об отмене ареста и прекращении процесса. Каждый год в странах Балтии задерживаются тысячи, даже миллионы евро и имущество, но Латвия в этой сфере – передовик.
По данным Службы финансовой разведки (СФР) в 2020 году объем замороженных денежных средств в Латвии составил 429,41 миллиона евро. Данные показывают, что пока-что по требованию латвийской СФР замораживаются средства клиентов ликвидированных и действующих кредитных учреждений, сравнительно малую часть – 3,78 миллиона – составляют прочие финансовые учреждения и компании, оказывающие услуги. В последние годы, с тех пор как была начата «революция чистых денег» в Латвии, поток денежных средств через нашу финансовую систему сократился в три раза. На первый взгляд может показаться, что это же хорошо – мы выполнили задачу, но какой ценой?
Здесь следует обратить внимание не на конфискацию средств в тех случаях, когда получены неопровержимые доказательства, а на весь процесс и его качество в целом, начиная с замораживания денежных средств решением СФР, продолжая возбуждением процесса и следствием и заканчивая принятием решения о судьбе имущества. В этот раз стоит подчеркнуть качество процесса. Сразу оговорюсь, что дела по конфискации средств, полученных преступным путем, имеют определенный уровень сложности, и присутствуют случаи, когда денежные средства отобраны обоснованно, однако существует большой процент случаев, в которых не все однозначно и распутыванию которых не помогает нынешний процессуальный порядок, нормы которого создают очень тяжелый кумулятивный эффект на владельца арестованных средств. Речь идет о комплексе правовых норм: части шестой статьи 124 Уголовно-процессуального закона (стандарт превалирования достоверности в отношении происхождения имущества), пункт 7 части первой статьи 125 (легальная презумпция преступного происхождения имущества), часть третья 125 статьи («действия по легализации» как основа факта легальной презумпции) и часть 31 статьи 126 (перекладывание бремени доказательства на владельца имущества) Уголовно-процессуального закона. Все перечисленные нормы в комплексе создают ряд практических возражений.
Процессуальные проблемы
Проблема № 1: неразумное бремя доказательства. Это относится не только к временному отрезку, но и к обстоятельствам, которые, по мнению следователя, прокурора, а иногда и суда, должны доказывать следственные органы, и которые должен доказывать владелец имущества. Например, человек подает выписки со своих счетов, историю платежей, кассовые доходы, расходные ордера, данные о том, что хранится в сейфах – таким образом доказывая происхождение безналичных и наличных денег. Однако у следственных органов для него два ответа: во-первых, мы не уверены, что эти наличные деньги – те же самые, что вы сняли со своих банковских счетов. Практически опровергнуть это предположение невозможно, если только не фотографировались номера банкнот в процессе снятия наличных денег. Во-вторых, это предположение носит сугубо декларативный характер – нам кажется, что у вас что-то не в порядке, но что именно, мы не можем сказать. В-третьих, иногда следователь передает дело, выделив процесс о конфискации, и говорит: у вас нет данных о расходах вашей семьи за этот период, значит вы не можете доказать, что у вас эти средства действительно сохранились.
Проблема № 2: зачастую в ходе следствия не задаются дополнительные вопросы для выяснения обстоятельств дела. Фактически просто дожидаются момента, когда можно выделить из уголовного процесса процесс об имуществе полученном преступным путем, и тогда человек, получается, сам виноват, что не пытался угадать, по поводу чего предоставить дополнительную информацию следователям в ходе процесса. Такие случаи можно даже назвать рафинированным самоуправством.
Возвращаясь к процессу ареста имущества. На начальной стадии следствия, тогда, когда принимается решение о наложении ареста на имущество, эти аресты обычно не содержат ничего другого, кроме пересказа решения СФР. СФР направляет материалы в полицию или другое следственное учреждение, указывая, которые сделки и которые лица им кажутся подозрительными. Поскольку следователю катастрофически не хватает времени, чтобы ознакомиться с материалами дела, то обвинение в основном базируется на обобщенных СФР материалах.
В этот момент по сути невозможно выдвинуть предположение, что имущество связано с совершением преступления, поскольку следствие еще только началось. Со стороны законодателя логичным было бы подумать о том, в какой момент и в какой форме следователь должен оповестить о своем предположении касательно преступного происхождения имущества. Поскольку опровергнуть решение подобного содержания о наложении ареста на имущество или заставить кого-то что-то доказывать, когда следствие еще не выдвинуло ясного предположения о происхождении имущества, является несоразмерным требованием – оно фактически невыполнимо.
Возьмем в качестве примера аналогичную ситуацию в уголовном процессе. Есть физическое лицо и есть полиция, которая ведет следствие против этого лица. Первая стадия: человека вызывают и говорят: «На данный момент вы являетесь лицом, против которого начат уголовный процесс в связи с таким-то и таким-то предположением. Что вы можете сказать по этому поводу?» Человек рассказывает известные ему обстоятельства. Ответ не устраивает следователей, потому что в ходе следствия найдены дополнительные материалы (которые не разглашаются), в результате чего принимается решение признать этого человека подозреваемым.
Необходим детальный регламент. Решение о признании подозреваемым, обвинение – это процессуальные документы, чье содержание предусмотрено законом. Однако в отношении предположения о преступном происхождении имущества, что по сути очень близко и аналогично вышесказанному, нет никакого законного требования. Закон описывает, что должно быть указано в решении о наложении ареста на имущество, но это решение фактически предусмотрено для обеспечения процесса – это временное мероприятие для обеспечения решения имущественных вопросов в процессе. Поэтому необходим более детальный регламент касательно того, каким образом и в какой форме следователь сообщает владельцу имущества о своем предположении по поводу преступного происхождения имущества.
Противоречия в регламенте. Один из самых больших абсурдов, происходящих в практике рассмотрения таких дел, состоит в том, кого привлекают к процессу в качестве владельца арестованного имущества. Вы спросите, каков среди них процент наркоторговцев, создателей и распространителей порнографических материалов, представителей организованной преступности? Насколько мне известно, среди моих коллег ни у кого таких дел нет. 99% моих клиентов – коммерсанты. То есть получается, что регламент, задуманный для борьбы с конкретным кругом преступлений, описанным в Директиве Европейского Союза 2014/42, протекает вне охвата этой директивы – борется с обычной коммерческой деятельностью, которую пытаются очернить на основании предположений.
Суд Европейского Союза представил интерпретацию директивы о замораживании и конфискации орудий преступления и средств, полученных преступным путем (Директива Европейского Парламента и Совета 2014/42/EU). Суд напоминает, что предположений или «убеждений» недостаточно – суд может принять решение на основании фактов и доступных доказательств, решение суда должно быть основано на реальных обстоятельствах дела.
Принимая во внимание положения статьи 47 Хартии Европейского Союза об основных правах, недопустим такой правовой регламент государственного уровня, в котором в пользу государства позволено конфисковать имущество, о котором утверждается, что оно принадлежит лицу, которое не является исполнителем преступления, если у этого лица нет возможности принимать участие в процедуре конфискации.
Из этого следует еще один недостаток процессуального регламента или, возможно, его применения. Что можно делать с имуществом, полученным преступным путем, – отдать законному владельцу или управляющему или конфисковать, если такого владельца или управляющего невозможно установить. Если следствие считает, что имеет место неуплата или мошенничество с налогами в какой-то другой стране, то по сути суд установил законного владельца имущества – это та страна, которой эти налоги не были заплачены. Если произошло уклонение от уплаты налогов, то существует государство, которое эти налоги не получило. Если утверждения о неуплаченных налогах – «пустая болтовня» и это предположение не имеет фактического обоснования, то имущество конфисковано самовольно, без наличия комплекса доказательств о его преступном происхождении – происхождении из неуплаченных налогов.
Ответственные учреждения зачастую занимаются так называемым расследованием преступлений вне юрисдикции Латвии, что ни физически, ни организационно наши следственные органы не могут расследовать. Например, что может знать латвийская полиция о нюансах налогообложения и законодательства Узбекистана?
Результат: слишком агрессивная и дискриминирующая система с неэффективным судебным контролем над СФР, с нарушениями прав человека в ходе следствия и с очень ограниченными возможностями обжалования на стадии судебного процесса по поводу имущества, полученного преступным путем. На данный момент процессы не только начинаются лишь при констатации движения денег на счетах, но и решения о конфискации нередко принимаются на том же основании – деньги конфискуют потому, что их владелец распоряжался ими по своему усмотрению. С учетом того, что каждый заинтересован защитить свое имущество, следственные органы перекладывают все бремя доказательства на владельца арестованного имущества, зачастую используя против них ту информацию, которую не получили бы, не пытайся владелец имущества хоть как-то пояснить следователям происхождение своего имущества.
